Футболки с аматори

Автор: Andromaghma

После концерта мы пошли в гости к сашке липницкому, и гитарист володя снял с вешалки сашкин костюм, прошелся по карманам и был таков. Но большая нелепость заключалась в появлении пропавшего было осетинского. Он взял боба в оборот и стал из него вить веревки. Мы все приехали в москву и, не зная куда деваться, вынуждены были ехать к нему. Он посадил нас на кухню и пошел заниматься с бобом и майком актёрской речью. Из комнаты доносился его крик. Всё усугублялось тем, что боб приехал с людмилой, в то время как осетинский стал ухаживать за натальей козловской, которая тоже приехала к нему. Этим двум девушкам никак нельзя было пересекаться на одной территории и все это было похоже на реальный дурдом. Мы же просто были лишними, и через какое то время не выдержали, и ушли, мечтая послать осетинского. И по моему даже так и сделали.

Но всё, что мы могли сделать, это тупо залить водкой горечь утраты. У каждого из нас украли частицу самого важного, что было в нашей жизни. В течении всей осени боб с людмилой пытались найти жилище, скитаясь по квартирам друзей, и к зиме сняли домик в поселке солнечное, где мы вместе встретили восемьдесят первый год, празднование чего для меня закончилось больницей после ночлега на полу у меня разыгрался гайморит. Я провалялся там две недели и из за этого почти не участвовал в записи. Но женька губерман то ли уехал, то ли просто не смог придти и у нас ничего не вышло.

У тропиллы образовалась цифровая динакордовская примочка, которой никто не знал как пользоваться, и, когда я играл в этой песне, боб самозабвенно крутил ручки получилась чистая психоделия. Может быть и тогда что нибудь можно было сделать, но не было никакого опыта и не было времени на эксперименты, нужно было быстро записать, пока было время в студии. Эта запись была монофонической и позволяла без большого ущерба для качества сделать лишь одно наложение, посредством которого, как правило, записывали голос, так что с моей точки зрения звук виолончели получился куцым и нечего особенного к песне не прибавил. Боб с людмилой пришли навестить меня в больницу и принесли запись альбома, которую мы слушали на лестнице на портативном магнитофоне.

Мы позвонили сашке липницкому, и он устроил нас жить на квартире своих друзей. Мы хотели всё бросить и просто уехать домой, но, когда успокоились, всё таки поехали на концерт. Осетинский, не обращая на нас внимания, снова сел репетировать с бобом и майком. Выглядело это так, боб или майк пели на сцене. Осетинский сидел в первом ряду, как режиссер в театре, ел апельсины, швырял корки в боба и время от времени разражался матерной бранью. Мы не понимали, что с этим можно было поделать. Это вызывало протест не только у меня одного, но и у всех остальных, кроме боба. Он почему то его боготворил, но самое странное, что и майк тоже купился на эту же удочку. Что это было такое я не знаю, какое то наваждение, гипноз. Он просто издевался над ними, а они покорно это сносили.