Да, они были куда достойнее. Нужен настоящий мужчина, чтобы взглянуть в глаз левиафану и бросить гарпун точно. Нужен настоящий мужчина, чтобы плыть в открытом море в компании только лишь с мамонтовыми акулами, левиафанами и, самыми могучими из всех, кракенами. Он почти жалел островитян. Как могли они понимать великие правды его людей? Он посмотрел на большой проход с аркой из костяных белых ребер, видимых сквозь туго натянутый потолок цвета гниющего мяса. Он посмотрел на раковые опухоли, пятнавшие пол и стены, на странные коконы из просвечивающих пленок, вздымавшиеся и опадавшие, как детские воздушные шарики.
Эгиль уставился в теплую тьму, заклиная врагов появиться. Он почувствовал, как что то отозвалось вдали. Свен увидел, как странная насмешливая ухмылка появилась на молодом лице эгиля, и содрогнулся.
Он хотел бы знать, что происходит. Все его товарищи вели себя как то странно. Он хотел бы знать, была ли это просто странность места, смешанная с ощущением опасности, обнажающая скрытые стороны их личности, или же здесь была замешана странная сила.
Он посмотрел на вытянутые лужи желчеподобной жидкости, покрывавшие пол. Он отер пот с лица и глубоко вдохнул резкий кислый воздух. Эгиль знал, что настоящему воину безразлично то, умрет ли он среди чужацких наростов или в море, когда штормовой ветер будет трепать его волосы, а соленые волны хлестать по лицу. Как и остальные, он чувствовал присутствие затаившегося врага, но, в отличие от них, сказал он себе, он жаждал встречи с ним. Чтобы почувствовать холодную сконцентрированную ярость битвы и сладостное удовлетворение его жажды убийства. Он знал, что он убийца, знал с того самого момента, когда выпотрошил первого детеныша левиафана. Эгиль наслаждался звуком, издаваемым гарпуном, когда он вонзается в плоть. Вонь теплой крови была ароматом для его ноздрей. Да, он был убийцей, и он гордился этим. Его не волновало, была ли жертва тупым животным, другим человеком или же каким нибудь чужацким чудовищем. Он радовался возможности драться.